Константинов крест [сборник] - Семён Данилюк

Светланка протянула обернутую в целлофан кассету.

Понизов неуверенно принял.

— Но… это не мне. Это эстонцы ждут. Разве не предупредили?

Светланка нахмурилась: конечно, предупреждали. И маленькая хитрость не удалась.

— Я… хотела увидеться! — выпалила она.

— А Лева, он?..

Светланка рассердилась:

— Леве я сказала, что ухожу, потому что люблю другого! Сказать, кого именно?!

Понизов смешался.

— Но… — промямлил он. — Как это может быть? Мы и виделись-то всего раз.

— Всего раз! — подтвердила Светланка. — Но какой!.. Я, может, до сих пор всех мужиков к тому случаю примеряю.

— А тебе Левка, когда отговаривал, не сообщил, что я бабник?

Светланка уныло кивнула: конечно, сообщил.

— И что женат? И дети? Криво, правда, женат. И, наверное, разойдусь. Но пока так.

— Не пугай ты меня, — попросила она. — Не видишь разве? Я и так боюсь.

Ее затрясло.

Понизов заботливо склонился:

— Что-то не так?

— Коля! Включи, наконец, мозги! — простонала она. — Два часа на улице. Я ж элементарно продрогла!

Понизов сгреб ее в охапку.

Поздно вечером из гостиницы позвонил возвратившийся Алекс. Похвастался, что привез с собой таинственного старичка-диссидента. Того самого. Они уже договорились в Бурашевской психбольнице, что наутро им разрешат пройти по территории, ознакомиться с палатой, в которой умер президент Пятс. Сопровождать их вызвалась Гусева, за которой заедут. После чего всей делегацией прибудут в поссовет.

О решении «экспедиторов» вывозить останки только после получения официального разрешения он уже знал.

— Да, мы, эстонцы, так устроены. В уважении к закону. Даже к плохому, — посетовал он. То ли осуждая, то ли гордясь.

На следующее утро Понизов приехал на работу с опозданием.

Любаня поднялась за своей перегородкой. Пристально оглядела шефа.

— Вижу, материалы получены, — констатировала она.

Понизов благодарно поцеловал насмешнице ручку.

— Хоть за других порадоваться, — буркнула Любаня. — Тебе опять Корытько звонил. Очень гневался, что не может застать. Требовал немедленно перезвонить.

Скрепя сердце, Понизов набрал личный телефон председателя райисполкома. Тот и впрямь оказался крепко зол.

— Что происходит?! — обрушился он, едва заслышав знакомый голос. — Председателя поссовета не могу застать на месте.

Он вдруг подозрительно засопел:

— Николай Константинович! У нас ничего не изменилось? Мы по-прежнему в одной команде?

— В одной, — заверил Понизов.

— Надеюсь. А то очень тревожные сигналы поступают. Будто уже и эксгумацию провели! Собирались к тебе с Сипагиным выехать. Ему поручено неприятную ситуацию разрулить раз и навсегда.

Это было бы чрезвычайно некстати.

— Чего вам время впустую тратить? Завтра сам приеду и доложусь, — заверил Понизов.

Но через час перезвонил уже Сипагин.

— Здравствуй, Колян! — услышал Понизов. Заметил в зеркале, как натянулась кожа на скулах. — Как ты там, на сторожевом рубеже? Насчет чухонцев точно, что не добрались до своего идола?

— Без согласования ком земли не поднимут, — заверил Понизов. — Ко мне не раз приходили, но я их, как договорились, в район отфутболиваю.

— И правильно, — Сипагин слегка успокоился.

— А если они официальный запрос пришлют?

— Уже! Вчера ихняя депутация опять была в области, на этот раз с письмом от Эстонского правительства. Вот-вот соберутся в Москву — добиваться.

— И добьются! Как им официально откажешь? Может, лучше самим, пока без скандала? — Понизов осторожно закинул наживку. — Наоборот, подадим как пример интернационализма, единства демократических сил.

— По мне так тоже: гори они огнем, — согласился Сипагин. — Но наверху сформировалось окончательное мнение: местонахождение этого ихнего президента не выдавать и тем более не позволить вывезти тело. Нечего плодить антисоветские настроения на окраинах! Потому на хитрых есть, как известно, с винтом. Значит, идея такая: пока они в Москву, мы их Роснадзором прихлопнем. Появилось подозрение, что на бесхозном этом кладбище имеются инфекционные захоронения.

— Вообще-то пациенты психбольницы инфекционными заболеваниями не страдают.

— А фашисты?! — с торжеством возразил Сипагин. — Эти закапывали, не разбирая: больной, здоровый. Ну, ты понял! Фашист, он всегда фашист. И порой — кстати! — Сипагин хохотнул свойски. — А кладбища, считай, срослись. Значит, и зараза перекинулась. В общем, с утра будь на месте: СМУ выделяет бульдозеры, экскаваторы. Пора этот источник заразы срыть под ноль! Как тебе идея?

— Богатая, — процедил Понизов, разъединяясь. Озабоченно скользнул взглядом по ходикам. Время к одиннадцати, а от Алекса никаких вестей.

Совсем было собрался позвонить в больницу. Но как раз подъехал автобус, из которого выбралась всё та же знакомая команда в сопровождении Гусевой. Поначалу Понизов ее не признал: в форме капитана медицинской службы, при орденах, в сапожках. Помолодевшая. Под руку с низкорослым глубоким стариком с длинными седыми волосами, клубящимися вокруг обширной плоской лысины. Гусева что-то деятельно ему объясняла, а старик вежливо кивал, углубленный в свои мысли.

В поссовет вошли шумно, чувствуя себя своими. Здоровались с сотрудниками, перешучивались с посетителями.

Алекс, обогнавший других, обнял друга, показал на медленно входящего старика:

— Урмас Поски — старейший депутат нашего Верховного Совета, возглавляет комиссию по истории вхождения Эстонии в состав СССР. В сороковом году был одним из помощников президента Пятса.

Дождался, когда старик приблизится.

— Господин Поски, позвольте представить вам Николая Константиновича Понизова — моего друга, о котором я вам много рассказывал. Без него было бы невозможно…

Коротким властным кивком старик оборвал вступление. Подошел вплотную, прищурившись, снизу вверх осмотрел Понизова глубоко посаженными, безресничными глазками. Землистый цвет его лица Понизову был хорошо знаком, — немало встречал таких среди зэков в колониях.

— С перерывами — почти тридцать лет отсидки, — расшифровал его взгляд Поски.

Он повел шеей, и Валк и Вальк бесцеремонно вытащили из-за стола председательское кресло, подставили старику и осторожно придержали, пока тот садился. Полные благоговения, расселись полукругом остальные.

Понизов незаметно глянул на часы. Надо было спешить. Но время шло, а старик прокашливался. Похоже, готовился к речи. Готовился долго. Всё познается в сравнении: на его фоне Валк и Вальк стали казаться Понизову торопыгами.